Протяжный жалобный скрип двери вырвал Мару из забытья. Она подскочила даже толком не открыв глаз, и со всех ног понеслась в коридор, вслепую выставляя руки вперёд.Споткнулась о швабру, врезалась в угол, что-то уронила.
Наконец-таки нащупала дверь.
Открыта. Настежь.
Дрожащими руками принялась закрывать все замки и защелки. Потные от страха пальцы не слушались и все время соскальзывали.
Самый надежный — большой, навесной замок. Мара лично нашла его в старом разграбленном магазинчике и своими же руками прикрутила все петли. Остальные цепочки и щеколды — мишура,но Мара верила, что в критический момент спасти жизнь сможет и мишура.
Она дернула ручку, убедилась, что дверь действительно закрыта и глубоко вдохнула.
Волна страха отступила, пришла новая — волна гнева и обиды.
—Ася, какого хрена?! Если ты сама сдохнуть хочешь, то изволь это организовывать не в моем, блин, присутствии!
Из тени выглянула Ася с извиняющимся лицом. Конечно, она не спала, видимо, только что открыла, даже спрятаться не успела. Взрослая баба, а клинит, как ребёнка.
Мара зажгла свечу, поставила на стол. Выдвинула стул, приглашая Асю сесть, но та даже не шевельнулась. На улице жара, а она кутается в свою шаль, словно пытается в ней спрятаться и дрожит, как лист на ветру.
— Почему? Почему ты нарушаешь элементарные правила безопасности? — на самом деле этот покровительственный голос давался Маре с трудом, — список правил небольшой. Маленький. А ты продолжаешь их нарушать с невероятной упертостью. Мы же сами, — она осеклась, вспоминая, действительно ли это были «мы», — сами их придумали!
Ася молчала.
— Ты знаешь, как это называется? Знаешь, что это на самом деле? Это предательство! Ася, ты — предатель!
Ася всхлипнула и ее щенячьи глаза наполнились слезами.
— Марунь, ты прости меня, но ведь...
— Ты мне вот что скажи: когда у тебя мозги сварятся, ты перед кем извиняться будешь? Или когда тебя сожрут?
— Они никого не жрут, — проблеяла Ася, глядя в пол.
— А я вот этого не знаю, и проверять не собираюсь! А тебе, видимо, не терпится уточнить, да?!
— Марунь, почему ты такая жестокая?
— Потому что карантин, твою мать, это не взбалмошная прихоть! И потому что меня жалеть никто не будет!
Блики огня плясали в темной комнате и освещали нежно-розовые, вязанные крючком занавески, кокетливо висевшие поверх заколоченного досками окна — они с Асей заколотили все окна, выходящие на дорогу.
Рядом на стене висела парадная коллекция кухонных принадлежностей, оставшихся от предыдущих хозяев — цветные поварешки, скалка в цветочек — все такое смешное и нелепое. Как и все жилище.
Это был старый частный дом, с идиотской планировкой и печкой форсункой. Кухня соединена с прихожей, маленькая душевая, пару комнат и все в ужасном состоянии, но, в нынешних условиях... в нынешних условиях неплохо находиться за чертой города, где минимум людей. Нынче все в «ужасном состоянии».
Мара потянулась к стеклянному графину с водой, выпила глоток и тут же выплюнула все на пол — странный гадкий привкус, будто бы разъедающий язык.
Ася пискнула:
— Я вытру!
Мара хотела возразить, но не успела. Пускай, пускай вытирает. Должна же быть с неё хоть какая-то польза, ну кроме той, что без неё Мара совсем свихнётся в одиночестве. Мара ненавидела себя за это, но рядом с расклеенной Асей она чувствовала себя отважным, несгибаемым воином, готовым биться до конца. А ещё, Ася, конечно, дура жалостливая, но ведь живая.
— Ты же помнишь правила?
— Помню, — всхлипнула Ася, подозрительно долго вазюкая тряпкой по полу.
— Может, назовёшь? А то я сомневаюсь.
Ася заревела.
— Нет, это в список не входит.
— П-п-первое, это ги-гиена...
На самом деле Мара не знала, каким образом передаётся зараза. Спросить ей было не у кого, и она не была стопроцентно уверена, что её страсть к стерильной чистоте действительно помогала. Но ведь лучше делать хоть что-то, чем совсем ничего? Пока ты маниакально драишь пол и моешь руки по сотню раз за день, ты не вспоминаешь о том, что твоя жизнь разрушена.
— Не к-к-контактируем с за-зараженными, — выговорив последнее слово, Ася опять залилась слезами.
Да, это было тяжко. И страшно. И больно.
— И что нам помогает избежать нежелательных контактов?
— Д-двери...
Конечно, под этим пунктом были не только закрытые замки и заколоченные окна. Само местонахождение в лабиринте пригородного частного сектора, почти в полном уединении, было выбрано именно из соображений безопасности. А ещё они серьёзно обговаривали каждую попытку выйти наружу, хотя и тут Ася ухитрилась взбунтоваться — недавно выбралась посреди ночи и несколько часов шаталась по округе. Мара поймала ее, когда та уже вернулась и на цыпочках кралась в свою комнату. Заметив, что ее застукали — расплакалась и потом ещё полночи ревела раненым зверем, громко и неестественно, не давая Маре уснуть.
Вообще, в последнее время Ася плакала чаще чем обычно, только тем и занималась — спала, да рыдала. Она и так-то была слишком восприимчивая, а теперь... Эх, раньше Мара бы даже сказала про неё — светлая.
Раньше, она бы обязательно сказала про чудную, наивную душу, нежную, как у ребёнка, которую надо оберегать от этого жёсткого мира.
Как у ребёнка. Как у ребёнка, напрочь лишенного инстинкта самосохранения.
— И самое главное? — Мара сделала паузу, но поняла, что разревевшаяся Ася уже ничего не скажет, поэтому продолжила сама, — честность. Мы обязаны сообщать друг другу все малейшие подозрения, чтобы в случае чего решить проблему на корню. И я тебе честно говорю: меня пугает твоё поведение.
Ася сидела на полу и размазывала сопли по щекам.
— Прости меня, пожалуйста, — пролепетала она сквозь рыдания, — прости.
* * *
— Никогда ведь киношку про зомбаков не любила. Слишком толстая метафора на современное общество, уж лучше эти вампиры, как извращённая и идеализированная фантазия неудовлетворенных девочек, это я могу простить и даже понять. Но зомбаки...
— Марунь, зачем ты опять нагнетаешь? Они не зомби. А то ты ещё начнёшь их в голову бить и...
— А кто ж они тогда? Разлагающееся тело и стремительно летящая кукуха — описание вполне для зомби.
Они как ни в чем ни бывало сидели на кухне, ели залитые холодной водой хлопья и не вспоминали утреннего происшествия.
— Они же люди, — на лице Аси проступила праведная обида, — они не теряют разум! Ну да, вот это все странное, логика ломается, но такое и в обычно жизни встречается. Встречалось... и в той или иной степени лечилось! Это все те же люди!
— Ась, убийцы-маньячеллы тоже люди. А ещё авантюристы, которые навариваются на чужом несчастье — люди. А! И мерзкие шизанутые дети-живодеры — тоже люди, а к тому же ещё и дети, которые цветы, гм, жизни! Дело не в биологическом виде. А в том, что с некоторыми связываться опасно, сожрут.
— Не сожрут…
— Иногда тебя сжирают метафорично, но от этого, знаешь ли, не легче!
— Ты перебарщиваешь с вот этим со всем. Метафорично! Такие слова используешь... О чем ты говоришь? Зачем? — Асин голос ещё сильнее задрожал, и она нахмурилась, подыскивая нужные слова, — не в этом суть. Ты говоришь много умного, но в тебе нет самого главного! В тебе нет... сострадания, что ли...
— Ася, какое, блять, сострадание?! — Мара схватилась за голову, — ты вот говоришь, что нет во мне сострадания, а я, между прочим, двенадцать лет ни мяса ни рыбы не ела и обувь только из кожзама носила.
Повисло молчание.
— А может быть, ты именно поэтому сейчас так хорошо держишься? И зараза к тебе не... липнет?
Мара фыркнула.
— Зараза не липнет, потому что я все для этого делаю. Потому что я слежу за своей... за нашей безопасностью. А все вот это сострадание, про которое ты говоришь, это иллюзия. Это как вампиры в кино для тринадцатилетних девочек. Чепуха, о которой приятно помечтать перед сном.
— И все-таки, это неправильное отношение. Ты не понимаешь. У тебя сердце закрытое.
Это был какой-то бесконечный, бессмысленный спор, который они изо дня в день пытались разрешить. Собственно, других животрепещущих тем, трогающих душу, уже давно не осталось. Оно и не удивительно.
Мара вспомнила соседского ребёнка, ее первый контакт с болезнью. Началось как простое недомогание с повышенной усталостью — его мать ещё жаловалась, что сын засыпал на уроках, учителя писали километры жалоб. Приходил домой и опять спал. Ходил как сомнамбула. Никого не слушал, ни на что не реагировал; всю дорогу нёс какую-то околёсицу. Вскоре мать заметила синяки — думала, он на той же депрессивной волне подрался, может вляпался в передрягу. А синяки равномерно расползлись по всему телу.
Мать таскала его по врачам, по крайней мере, пыталась — управляться с ребёнком было сложно, он стал какой-то заторможенно-агрессивный... Недотепы из поликлиники сказали, что поведение для подростка нормальное, а под ударом гормонов немудрёно и побагроветь.
А потом началась массовая эпидемия, с делирием на ранних стадиях и отмиранием кожи на поздних, и стало очевидно, что дело не в подростковом возрасте.
Тревожным звоночком были навязчивые идеи, которые заражённые с жутковатой настойчивостью транслировали в окружающий мир: эта стадия негласно считалась точкой невозврата.
Какой-то умелец даже придумал тест — неожиданно задавать зараженным вопросы, никак не связанный с ситуацией. Поначалу они ещё ловили контекст и пытались как-то связать свои бредни с реальностью. Если же больной игнорировал вопрос, продолжая нести свою околёсицу — значит, емуоставалось недолго.
— Я видела, как пацана кровью рвало. Как из крана. А в перерывах между залпами он орал
— От боли?
— Нет, не от боли. Не думаю. Какие-то чернушные стишки. Знаешь, типа, «мальчик однажды нашёл пулемёт - больше в деревне никто не живет». И ржал. А потом его рвало. А потом он опять ржал. И после этого он в сознание уже не приходил. У родителей крыша поехала через пару дней, но у них немного по-другому... — она судорожно вдохнула и поняла, что доесть уже не сможет, — я вот думаю, этот бред — они как будто бы цепляются за последнюю мысльи... до абсурда.
— И как ты думаешь, какой будет твоя?
— Матерная какая-нибудь.
— А я бы хотела, чтобы это было что-то светлое. Что-то хорошее.
Мара с трудом проглотила смешок.
— А какая разница, если ты ничего не соображаешь?
— Вряд ли ничего. Они ведь этим живут. Это то, с чем проживают последние дни.
Обратите внимание: Как выбрать межкомнатную дверь.
Я бы не хотела проживать стишок про пулемёт. Мне хотелось бы...Снаружи послышались звуки — топот, крики, всхлипы, совсем рядом.
Девушки судорожно прислушивались к звукам — вдруг пришли здоровые, живые люди? Через пару домов точно кто-то жил, но они никогда не контактировали.
Больные вроде бы не отличались активностью, но иногда бесцельно шатались по городу, ухитряясь преодолевать внушительные расстояния — поэтому и нужны замки.
— Открывааай!— взвыл истеричный мужской голос, — сука, открывай!
Раздался гулкий стук.
Мара с Асей схватились за руки.
— Сука, ну впусти ты меня!
Дверь задрожала от частых ударов и ее дрожь слилась в унисон со стуком сердец. С трудом передвигаясь, сжимая потной ладонью Асину руку, Мара приблизилась к двери, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в щелку. Глаза отказывались фокусироваться. Она почувствовала щекой вибрацию от ударов и на секунду ей показалось, что стучались не в дом, стучались в ее тело.
— Может его можно... впустить?
— Ась, это охеревший, сильный мужик. Это реально опасно в любом случае. Человек, которого можно впустить, будет вести себя по-другому...
Но Ася, не дослушав, закричала в щель в стене:
— Сколько будет дважды два?
На секунду вопли и звуки за дверью стихли. А потом разразились с новой силой.
— Ах ты сууука, открывай бегом! Впускай меня, я знаю, что ты там!
Тонкая цепочка разлетелась в стороны и угодила Маре в глаз, следом хрустнула парочка защелок, с мясом слетели петли.
Дальше все случилось за считанные секунды.
Дверь распахнулась, и вместе с ослепляющим дневным светом в прихожую ворвалось орущее тело, и, Мара, не думая, заехала ему по голове (кажется, это была голова) графином. Графин вылетел из рук и разбился.
Тело замолчало и замерло, словно пытаясь навести резкость в своих красных глазах.
Вытянуло руки, исделалопарунетвердыхшаговвглубькомнаты, промычало что-то невнятное.
Мара, все ещё не понимая, что она делает, со всей дури пнула его в колено, и когда тело действительно потеряло равновесие, сломала об его спину табуретку.
Это был мужчина. Крупный, лысый, голова уже полностью синюшно-бордовая.
Рука, до этого так удачно схватившая стул и графин нащупала пустоту. Такая же пустота вдруг заполнила ее голову. В легкие попал свежий воздух —тёплый и пьянящий. А следом, вонь.
«Будешь бить в голову».
Поискала глазами Асю, но нашла не сразу и только по звукам. Она тряслась, вжимаясь в угол.
— Ася, бегом, нужно, тяжелое, бегом!
Ася закивала, но с места не сдвинулась.
Внимательно разглядывая комнату, но плохо понимая, что он видит, Мара прохромала ко второй табуретке. Присела и усмехнулась — сейчас она секунду посидит, придет в себя, а потом и эта табуретка пойдёт в бой, очень удобно. Почему-то эта мысль показалась ей невероятно смешной и забавной, ей захотелось поделиться этой штукой — только надо будет объяснить, надо объяснить почему это смешно...
Мужик зарычал и поднялся на четвереньки, но она этого даже не заметила. Заметила только глухой звук, совсем как стук в дверь: Ася, вся в слезах, стояла, прижимая к себе цветастую скалку.
На лысой, и без того нездорово-бордовой, голове проступала лиловая гематома.
Мара обмякла. В горле застряли слова, слишком много слов, и ни одно не шло наружу.
Мара хотела бы заливисто, по-детски зареветь, совсем как Ася ночами, только не могла. Надо было срочно сказать Асе про ту выходку, что так нельзя, объяснить, что это было против правил, совершенно против правил... Она открыла рот, но оттуда вырвалось что-то нечленораздельное.
Ася аккуратно присела напротив, пристально вглядываясь в ее глаза, словно пытаясь разобраться — разозлилась ли она? Испугалась? Что будет дальше?
Да какая ей, дуре, разница, если она в любом случае рыдать начнёт, чтобы Мара ей не сказала?
— Прости, прости меня, конечно, я виновата!
Мара хотела заорать чтобы та заткнулась, но закашлялась. Слова не шли.
* * *
В первую очередь надо было выяснить статус тела — труп ли это, и если да, то какой? Будет ли он функционировать? Работает ли сердце? И если да, имеет ли это какое-то значение для них? Будет ли он подавать признаки жизни или на этом все закончилось?
Можно ли его вылечить?
Когда началась эпидемия, интернет пестрел «актуальными» фактами, противоречившими друг другу, цитатами из зомби-хорроров, рекомендациями по мерам предосторожности, но никакой вменяемой официальной информации не поступало. Проверить, что перед тобой - утка, правда или приступ массовой истерии не было возможности. Все действовали (точнее, бездействовали) по наитию. Мара не знала, были ли хоть где-то люди, знающие что происходит — она таких не видела.
Тело было в ужасном состоянии: бордовые синяки покрыты коркой, кое-где жуткие раны, похожие на пролежни.
Мара, замотав платком нос и рот, все твердила, что надо проверить пульс, но никак не могла заставить себя прикоснуться. Решилась, только когда Ася тихонечко ускользнула в свою комнату.
Ощупала через пакет все ключевые точки — запястье, колено, горло — ничего. Сжав зубы, расстегнула рубашку, пропитанную вонючим гнойным потом, пытаясь нащупать сердце. Не нащупала.
Поискала глазами скалку — нелепый сувенир и зловещее оружие. Глупая штука, а ведь... она ещё раз посмотрела на тело — собственно тут и без скалки не так много оставалось.
Они откопали в кладовке ковёр с оленями и теперь пытались замотать в него тело.
— Ну и откуда ж у него силы-то были? Гадость-то какая! Как он на ногах-то стоял?
— Может он в ...в состоянии аффекта был?
Мара прокашлялась.
— Ась, ну конечно это было состояние аффекта. Такой продолжительный аффект, из которого он не выходил, судя по цвету кожи, около месяца.
Ася согласно кивнула.
— Ага, то есть «аффект» тебя устраивает, а называть их зомби — перебор, да?
— Правда перебор, это бесчеловечно.
— Удивлена, что ты вообще его треснула в конце концов. Думала, ты будешь призывать нас открыть друг другу сердце и найти общий язык... так, рогалик смотали, теперь потащили!
Они еле выволокли тело за порог. Ася хотела бросить его рядом, на дороге, и Маре стоило огромных трудов уговорить ее оттащить рулон подальше, хотя бы до мусорных контейнеров в конце улицы.
— Он же не очнётся.
— Ася, любой труп — это грязь. А этот ещё и заразный. Что это за взгляд? Тебе не нравится, что я назвала его грязью?
Ася промолчала.
— Серьёзно?
— Мы могли бы тогда уже отнести его на кладбище. В этом есть что-то правильное.
— А копать могилу ты будешь, или я?
— Не надо копать. Просто оставим.
— И чем это тогда отличается от мусорки?
Нести было слишком тяжело, да ещё и ковёр все выскальзывал из завернутых в пакеты рук: они роняли свою ношу буквально каждую вторую минуту. Какое там кладбище? Стало легче, когда дорога пошла вниз: упавший рулон сам покатился к цели и остановился только через несколько метров. Мара лениво догнала его и подтолкнула ногой. Ася скривилась, но ничего не сказала — донести она бы не смогла.
— Ненавижу зомбаков, — пробурчала Мара, вытирая рукавом пот со лба, — отстойная идея, и так же понятно, что общество тупая толпа, нет, надо это показать буквально: мозги сгнили, кишки наружу, бошки разбиты…
— Зомби это люди без сердца, а не без мозгов, — возразила Ася. Она послушно шла рядом и кривилась каждый раз, когда Мара толкала ногой рулон.
— Что правда, то правда, у этого уже точно сердце... не рабочее.
— Марунь, ну почему ты такая... жестокая? Все мы люди, пока наши сердца открыты миру. Это ведь самое главное, ты же знаешь
— Чего?! Ты блять, что несёшь? –Мара резко почувствовала, что у нее нет сил спорить, —О, вонь чуешь? Почти приехали.
По контейнерам прошла тёмная волна, и в воздух поднялась стая грачей.
Кругом лежали горы тряпья и грязной, окровавленной одежды, Мара старалась не приглядываться – она догадывалась, что эта одежда не пустая. Ей не хотелось подходить ближе, ей хотелось бросить рулон там, где они стояли.
Какая-то куртка зашевелилась, и из-под неё вылез плешивый енот, принюхался, что-то подобрал и убежал дальше. Мара успела заметить, что его проплешины были красными.
— Блин, как вспомню, как пацан все кровью заблевал так сама сразу... он ещё так ржал в промежутках... до сих пор мурашки
— А что ржал-то?
— Ты ещё спроси, зачем этот, — она пнула ногой ковёр, — к нам ломился
— Не надо, не пинай его.
— Наверное, они ловят последнюю мысль и, знаешь, гоняют по кругу, на повторе. Как думаешь, какая будет навязчивая мысль у енота?
— Найти еду, скорее всего, — Ася пожала плечами, — выжить
— Это хорошая, — кивнула Мара, — лучше, чем про пулемёт.
* * *
Дома Мара отправила Асю в душ, сказав, чтобы та не возвращалась раньше, чем через полчаса, а сама села выдраивать пол —она почти видела, как зараза оседала мелкими пылинками на досках, как въедалась и разрасталась по комнате.
Отмыть, все надо отмыть.
Мышцы болели после «похорон» и все тело ломило от усталости. Хотелось лечь и забыться на несколько суток, а то и дольше…
Она вздрогнула, увидев в зеркале фингал под глазом, но быстро вспомнила, как его получила. Немного успокоилась, вернулась к тряпке.
Взгляд упал на замок, тот самый, на который она возлагала такие надежды. Что ж, сам-то замок целехонький, ещё послужит свою службу. Целехонький и открытый. Она перевела глаза на косяк: петли всех «запасных» замков были сорваны с мясом. Кроме главного — массивные железяки по-прежнему плотно прикручены, совсем не расшатаны и... она вдруг поняла.
Это значило, что уже после их утреннего разговора, после всех этих слезных оправданий Ася опять открыла дверь. Специально открыла и повесила замок так, чтобы было не заметно. В очередной раз проигнорировав свод правил, судя по всему —вполне осознанно.
Или наоборот - совсем не осознанно.
Вопреки здравому смыслу она продолжала открывать дверь. Чтобы не происходило, какие бы слова Мара не подбирала, Ася каждый день лепетала про закрытое сердце и открывала дверь.
Повинуясь внутреннему порыву, она кинулась в Асину комнату.
Там окно выходило во внутренний двор и на половину уходило в землю, света почти не было.
Но все равно здесь было светлее, чем на кухне.
Запах, странный запах. Плохой запах.
Сваленные в кучу на кровать вещи, кругом такой хаос... да что за запах, у неё тут что, крыса сдохла?
Раздался тихий, приглушённый всхлип. Куча тряпья на диване зашевелилась.
Мара поежилась, невольно вспомнив плешивого енота, и разгребла одежду.
На подушке спал ребёнок — мальчик, на вид года два, не больше. Онтихонькопостанывалвоснеисжималкулачки.
Весь бордовый.
Ещё живой. Пока ещё.
За спиной раздался визг - Ася вернулась из душа. Завернутая полотенце, она испуганно замерла на пороге.
— Марунь, зачем ты, что ты...
— Давно он здесь? — Мара даже удивилась, что ее голос не дрогнул.
Ей очень не хотелось думать о том, что все это значит для неё. О чем угодно, только не об этом.
— Марунь, я не могла его бросить, его на мусорке оставили, просто положили, как мы сегодня…это же ужасно! Так нельзя, посмотри на нас, ну мы же тут с тобой совсем рехнёмся, а это ребёнок, его можно вырастить, его можно воспитать нормальным! Его можно вырастить здоровым!
— Он больной, долго не протянет. Он заразный, — прошептала Мара и покачала головой. Было уже не важно, слышит ли ее Ася или нет.
Ася села на кровать. Тусклый свет упал на ее плечи и Мара увидела темные синие пятна... Она вспомнила, как все эти дни Ася куталась в свою шаль. Что ж, немудрёно: синяки расплывались от ключицы в обе стороны, заползали на груди и спускались по предплечью. Это явно не первый день. И не второй.
— Марунь, в тебе нет милосердия, правда, мало как-то. Ты говоришь правильные, нужные вещи, но мы ведь с ума сойдём без любви, — она ласково взяла ребёнка на руки. Тот вытянул ручки и слабо дёрнулся, — надо тише говорить, он ещё не проснулся!
Мара медленно сползала на пол.
— Почему ты все время открывала дверь?
— Мы должны любить, мы должны сострадать, помогая слабым, мы и сами становимся сильнее, ты же знаешь это, правда? Ты прикрываешься страшными словами, но я-то знаю, что ты на самом деле чувствуешь. Мы должны быть открытыми, мы обязаны распахнуть наши сердца! Он помогает мне не отчаяться до конца, помогает мне верить в лучшее. Хорошо, что вы, наконец-таки познакомились... мы теперь будем семьей. Мы все сделаем правильно, мы его спасём! Мы нас спасем!
Маре на секунду показалось, что сейчас она заплачет, что наружу вырвутся все сдерживаемые слезы; что ее сожрет ужас и страх, что она потеряет над собой контроль, и начнёт орать и крушить; что она наконец-таки выскажет Асе все не в мягкой предупреждающей форме, что она кинется с кулаками или будет тягать ее за волосы…но она только почувствовала, как ее изнутри заполняет холод.
Все, о чем Мара теперь могла думать — это ее собственный свод правил безопасности, и то какие именно пункты нарушила Ася.
- Знаешь, ненавижу фильмы про зомби, бесит так, что…
Автор: Ehnuvot
Источник: https://litclubbs.ru/articles/19169-zakrytaja-dver.html
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
#дверь #закрыто #закрученный сюжет #проза #рассказ
Больше интересных статей здесь: Двери.
Источник статьи: Закрытая дверь.